Клятва Мустафы Джемилева

Я посмотрел интервью лидера крымских татар Мустафы Джемилева телеканалу «Дождь» после того, как тот провел телефонную беседу с Владимиром Путиным в Москве. Интервью напомнило мне его последнее слово, сказанное на одном из очередных судебных процессов в Ташкенте 30 лет тому назад. Это последнее слово, которое я помнил чуть ли не наизусть, мы в свое время перевели на азербайджанский и опубликовали в журнале III Sektor.

Ничего не изменилось, во время беседы с Путиным Мустафа ага противопоставил насилию и жестокости свои принципы, убеждения, честь и достоинство.

Нет, я не в том возрасте, чтобы становиться чьим-либо фанатиком, в особенности фанатиком политика. Думаю так по меньшей мере потому, что за последние 25 лет становился свидетелем, а порой и участником многих исторических событий в Азербайджане и за его пределами, имел возможность наблюдать вблизи многих известных политиков. Так что, смело признаюсь, второго такого человека, верного своим жизненным принципам, политической чести, национальным, и в то же время общечеловеческим ценностям, среди знакомых до сих пор политиков я не встречал.

В то время, когда один из наших политических лидеров говорил о том как водрузил в Китае флаг, а мы при этом теряли Карабах, другой – говорил о спасении народа, а сам, по сути, превратил народ в бесправную массу, Мустафа Джемилев занимался более реальными делами: он искал пути возвращения своего народа на историческую родину. Убедил людей в том, что надо вернуться на родину, вел переговоры с руководителями Узбекистана и Украины по поводу помощи переселению семей, без устали уговаривал руководство Крыма, чтобы те хотя бы не мешали строить лачуги да хибары, озвучил проблемы народа в ООН и других международных организациях.

Сложно представить не правовую сторону переселения тысяч семей из одной страны в другую, но материальную и физическую тяжесть преодоления пути, тянущегося тысячи и тысячи километров. К тому же на родине их никто не встречал с распростертыми объятиями. Лачуги, с таким трудом возведенные крымскими татарами за одну ночь, сметали начисто бульдозерами, но наутро местная власть обнаруживала на руинах новые постройки. В ту пору органы спецслужб записали тайно на пленку рукопашные драки крымских татар с теми, кто разрушал их дома, сожжение тракторов, акции протеста. Впоследствии активисты из числа крымских татар каким-то образом заполучили те самые записи. Каждый, кто видел эти записи, изумлялся их отваге и мужеству.

Вот таким образом народ строил себе дома, закладывал деревни и поселки на исторической родине. Они хотели лишь одного: не помощи правительства, а его невмешательства. Благодаря этой несгибаемой воле численность крымских татар на полуострове поднялась от 0 до 12 процентов, они стали с общественно-политической точки зрения самой организованной общиной на территории бывшего СССР.

***

Впервые с Мустафа агой я встретился в летом 1994-го года на Съезде Тюркской Молодежи мира, состоявшемся в Бахчисарае. Тогда принимающей стороной были крымские татары, часть которых вернулась на родину недавно. Простота, заботливость, теплый юмор в скором времени сделали Мустафу Джемилева всеобщим любимцем. Когда спустя несколько лет я участвовал в качестве гостя на Съезде Меджлиса Крымских татар и слышал ответы Джемилева как председателя Меджлиса на критику, упреки, претензии членов общины, то был очарован демократической атмосферой, атмосферой свободы мнений, созданной этим политическим деятелем, национальным лидером, отсидевшим 15 лет в советских лагерях, а также его широким мировоззрением, интеллектом и в то же время искренностью.

Впоследствии мы встречались с ним и в Крыму и в Киеве. В 2003-м году мы пригласили его на встречу Международной Сети Центров Плюрализма, состоявшуюся в Баку. Баку он видел впервые, он приехал с большим воодушевлением, будто к себе на родину.

***

Более-менее интересующиеся политической историей знакомы с историческим отношением России к крымским татарам. Многовековая политика России по отношению к Крымскому ханству подытожилась 18 мая 1944-го года ссылкой выжившего после всех уронов местного населения. В ту страшную ночь последние 200 тысяч крымских татар были высланы из родных краев, где некогда их проживало 7 миллионов, в Узбекистан и другие места. Тогда Мустафе аге шел всего лишь год.

Его сестра Дилара Сеитвалиева гостила у нас в Баку. Когда она рассказала моей матери об ужасах, приключившихся с ее семьей, моя мать, вкусившая горечь изгнания, горечь беженской жизни, сказала со слезами на глазах: «Ваши страдания ужаснее наших!».

Я обошел Крым, можно сказать, вершок за вершком, глядел глазами своих друзей – крымских татар на следы их былой жизни, стертые поначалу царизмом, а затем советской властью. Я гостил во многих здешних семьях и интересовался обычаями, оказавшимися мне близкими и родными. Я слушал рассказы о годах изгнания, слушал песни, и эти слова казались мне одним из диалектов азербайджанского языка.

Одна пожилая женщина, продавшая свой дом в бакинском поселке Хырдалан и вернувшаяся в Бахчисарай, рассказывала: «Нас затолкали в товарные составы, многие были в ночных пижамах, даже одеться по-человечески не дали. Поезд всё шел и шел, многие дни. Моя младшая сестра изнывала от жажды. Мать перерезала себе вену и поднесла к губам сестры, а малышка пила эту кровь вместо воды. Бедняжка умерла прямо в вагоне. На каждой станции военные проверяли эшелон, выволакивали из вагонов умерших. Так же поступили и с телом моей сестры. Она долгие годы снилась мне каждую ночь». Oxumağa davam et →