Время лечит раны
Выстроившиеся в ряд холмы отливали разными цветами. Солнце одним своим утренним росчерком превзошло всё мастерство осветителя, способного создать настроение переливающимся на сцене разноцветьем.
Даже когда солнце не выходило из-за туч, каждый из холмов окрашивался в прелестный цвет.
Выпал снег. Но холмы по-прежнему были окрашены непохоже, каждый окрасился в один из оттенков белого.
Долины – изнанка холмов. Одни точно наводящая ужас ночь, другие словно яркое утро.
…Вот уже который день я наблюдал из окна один и тот же пейзаж в разное время суток и в разных тонах.
Днем несложно представить весну и лето в этих краях. Холмы скрывали свой весенний облик в чреве долин, но я мог видеть эти краски.
Мог! Даже еще не вспыхнувшая заря, вечерние сумерки, спрятанная в долинах тьма не могли скрыть от глаз затаившиеся в холмах весенние краски.
Холмы, рожденные одной и той же горой, напоминали детей одной и той же матери – не походили друг на друга.
Собравшиеся вокруг стола люди тоже не были детьми одной матери. Но все они ходили под Богом.
Москвичу Андрею Ивановичу было далеко за семьдесят. Его стать, басовитый голос напоминали русских генералов, виденных в армии. Лишь после я узнал, что он бывший военный в звании полковника.
Говорил он в основном о санаториях, в которых довелось побывать. Прошлую осень он провел в Карловых Варах за 19 километров отсюда. Он рассказывал, что лечебные воды пошли ему на пользу, рези в желудке уменьшились.
Карелу из Праги было максимум пятьдесят пять. По-русски он говорил хорошо, выучил еще в школе в период коммунизма. Работал он в сфере машиностроения и даже пописывал статьи для технических журналов.
О чешских санаториях он говорил с гордостью. Говорил, что здешние радоновые ванны не имеют себе равных во всей Европе, а минеральные воды – во всем мире.
Его слова не отдавались бесследно на моих патриотических чувствах: я поведал о нафталановых ваннах и порекомендовал ему съездить в Азербайджан.
Ханне, проживающей в окрестностях Дрездена, никак не получалось дать восемьдесят пять лет, выглядела она моложаво. Каждый раз она садилась за стол, прислонив трость к стулу, здоровалась с каждым по-отдельности.
Едой особо не увлекалась, а вот побеседовать любила. У нее ладилось с Андреем, они частенько продолжали задушевную беседу в фойе или в баре. Она говорила по-русски не очень, но всё при желании можно было понять.
Те немецкие словечки, что она иногда вставляла в свою речь, совсем не походили на слова того “ужасного” языка, который мне довелось слышать в детстве в советских фильмах о войне. В ее произношении жесткий немецкий язык звучал певуче и гармонично.
Мы встречались три раза за день. Я заметил, что и Карел прислушивается к ним с особым интересом. Я получал удовольствие от наблюдения за двумя этими стариками, оставляющими позади осеннюю пору своей жизни, как и от созерцания лесистых холмов за окном с деревьями, сбросившими всю свою листву.
О чем бы они ни говорили, речь в итоге заходила о превратностях старости. Они давали друг другу советы. Общались так ласково и сочувственно, будто были знакомы целую вечность.
Старикам есть, чем поделиться, особенно больным старикам. Вот и они беседовали о своих детях и внуках, болячках, планах посещения других санаториев, одним словом, о своем настоящем и будущем.
Прожившие большую часть своей жизни в коммунистических режимах, прожившие детство в жесточайших политических режимах за всю историю человечества, повидавшие много чего на своем веку два престарелых представителя народов, ведших друг с другом безжалостную войну, не говорили ни слова о прошлом.
Однажды во время ужина они так распалились, что мы превратились в заинтригованных зрителей. Они не на шутку прикипели друг к другу. Глядя на них мы с моим чешским собеседником говорили о том, что вечной вражды не существует, что злейшие враги, в конце концов, садятся за дружеский стол и что история богата на такие примеры.
В ходе беседы я поинтересовался у него, видел ли он фильм, повествующий о массовом изнасиловании советскими солдатами немецких женщин. Фильма он не видел. В тот же вечер я пригласил его посмотреть картину вместе.
Ровно в восемь в дверь постучался Карел с четырьмя бутылками чешского пива в руке. Я уже отыскал в интернете фильм режиссера Макса Фэрбербёка “Безымянная – одна женщина в Берлине”. Мы сели смотреть.
Фильм повествует о зверствах советских солдат, массовых изнасилованиях немецких женщин. История не знала второй такой армии, подвергшей массовому изнасилованию женщин побежденного народа.
Два миллиона немецких женщин стало жертвой этого массового изнасилования. К тому же не единожды или дважды, а по нескольку десятков раз. Безбожная советская армия не дала пощады даже монашенкам из монастыря.
Тысячи женщин умерли во время абортов. Наложивших на себя руки тоже тысячи и тысячи. В целом, в результате изнасилований умерло 240 тысяч немецких женщин.
В ту ночь мы побеседовали с Карелом и о других преступлениях русских солдат. Он завел речь о гнете коммунизма, репрессиях после советской оккупации, лагерях для политзаключенных, привлеченных к рабскому труду в урановых рудниках, кровавой пражской весне 1968-го года.
Мне тоже было о чем рассказать. Он выслушал с интересом. Я не удивился, что он доселе ничего не слышал о бойне 20-го января. Мы пока не научились и все еще учимся доносить миру свою правду, свою боль, свои трагедии…
Наутро я принялся с еще большим вниманием наблюдать за престарелой парочкой. Робкое выражение лица Ханны напоминало лицо женщины из фильма, которую насиловали каждый день. А Андрей казался мне разъяренным русским солдатом, нападавшим на женщин с животной страстью.
Ханна мило беседовала с офицером армии, изнасиловавшей ее мать, родственников-женщин, весь народ, а может и ее саму.
Будто ничего и в помине не было. Неужели всё забыла? Ведь говорят, женщина до конца своих дней не может позабыть стресс и ужас изнасилования!
Видимо, верно говорят: “Время лечит раны”.
Как бы саркастично ни звучало, можно сказать, что море крови, пролитой в Европе из-за незыблемости границ, в итоге привело к образованию безграничных государств.
Наша война с армянами – одна из тысяч войн за всю историю человечества. Я нисколько не сомневаюсь, настанет время, и через много-много лет азербайджанец сможет также задушевно беседовать с армянином в Карабахе – в одном из таких же чарующих уголков, как этот городок Чехии.
Наверное, эти неизвестные нам люди, пережившие ходжалинскую бойню, сумгайытский погром, в котором нас неправедно обвинили, тоже не станут поминать прошлое. Они тоже будут беседовать о своем настоящем и будущем.
Слова Иисуса Христа: “Попал в беду, приди ко мне, я возьму тебя за руку, пронесу через это страдание, но при одном условии – не оглядывайся назад”.
Все, что я сейчас написал, кажется странным. Знаю, мои слова похожи на сказку в то время, когда никакого мира на горизонте не видно, а надежда на перемирие в глубоком колодце отчаяния. Но я знаю, что когда-нибудь – пусть хоть через лет пятьдесят – всё получится!
…Вдобавок хочу быть уверенным: во время тех будущих встреч с армянами в Карабахе гостями будем не мы, мы сами будем принимать гостей!
Вахид Гази
Декабрь, 2013
Яхимов, Чехия
Публиковано: Газета “Эхо”
Bunu bəyən:
Bəyən Yüklənir...
Vahid Qazinin bloqu 