Пустая жизнь

salmaben_dante«Божественная комедия» (Данте), Synetic Theater.

Пустая жизнь

Вахид Гази

(из цикла «Следы памяти»)

"Зачем мозговые центры и извилины, зачем зрение, речь, самочувствие, 
гений, если всему этому суждено уйти в почву и, в конце концов, охладеть 
вместе с земною корой, а потом миллионы лет без смысла и без цели носиться 
с землею вокруг солнца?" Антон Чехов, «Палата № 6»

 

Недавно я искал спутников для совместного просмотра фильма Рустама Ибрагимбекова «Кочевник», чей показ был анонсирован в Театре «Ибрус». На мой зов не откликались. Самым приличным среди многочисленных отнекиваний было «Тебе больше нечем заняться…». Когда число фейсбуковских знакомых и оффлайновых друзей, которых я обзванивал и пытался уговорить, сравнялось с количеством оставшихся до начала фильма минут, я вышел из офиса. Без пятнадцати семь я отправился по кривой и темной улочке до близлежащего театра. Я был расстроен.

***

В марте сего года я вместе с другом Лечой Ильясовым, московским чеченцем и этнографом, гостил в Вашингтоне. Приютивший нас хозяйка всем своим пылом демонстрировала «кавказское гостеприимство американского происхождения». Она копалась в интернете и составляла список культурных мероприятий, включала нашу жизнь в график, чтобы нам было интересно. Музеи, парки, рестораны и кафе сменяли друг друга. Мы уже «наполовину прочли» историю города – «В Рейгана стреляли вот здесь».

Одним утром она заявила, что хочет повести нас в театр пантомимы. «К тому же этот театр основали грузинские мигранты. Талантливые ребята». Презентация, рассчитанная на нашу кавказскую солидарность, не пробудила никакого интереса у «объевшихся» за несколько дней культурными мероприятиями. Мы сказали ей, что не хотим идти, что у нас другие планы, но на следующее утро наш опекун пришла с билетами. Нам пришлось идти в театр, невольно, неохотно. Как будто колхозников собрали в лафет и вели слушать симфонию Кара Караева. Когда же мы вспомнили о своем уговоре выпить в тот вечер пива в баре напротив метростанции «Van Ness», то чуть ли не проклинали пилота самолета, некогда доставившего этих грузинских артистов в Америку. Делать что ли было нечего? – тебя насильно ведут в Вашингтоне на грузинский спектакль, к тому же немой…

Когда мы вошли в Театр Арлингтон Спектрум стало известно, что спектакль, который предстоит посмотреть, «Божественная комедия» (Данте), подготовленная Синетическим Театром (Synetic Theater). Мы узнали, что этот театр создали грузинские мигранты Паата и Ирина Цикуришвили в 2001-ом году. Театр, за короткий срок ставший популярным, завоевал за эти годы немало наград. Небольшой зал в скором времени наполнился зрителями. Мне не удалось определить средний возраст пришедших на спектакль. Большинство составляли пожилые, но и молодых было немало. Все выглядели собранно и аккуратно. Все лучились счастьем, кроме моего друга Лечи. Казалось, в его глаза впитались все страдания чеченской войны. Эхо Карабахской войны, впитавшееся в мое лицо, тоже, наверное, видел лишь он. Своего лица я видеть не мог.

Погас свет. Началась пьеса. Необычная декорация, состоящая из темных тонов нескольких цветов, производила странное впечатление. Гигантская воронка была полна людскими душами, изнемогающими в дикой страсти. Небесная музыка аккомпанировала этому стенанию душ. «Души» обнаженных душ перед престолом Творца тоже были обнажены: здесь ты ничего не скроешь. Здесь «живы» одни грехи. Да, это ад, дантовский ад. Сам Данте позавидовал бы этому аду на сцене, который оживил грузин. Зал затаил дыхание. В отличие от «ада» на сцене жизни здесь не было, она замерла. Будто не мы, а обитатели ада ужасались нашим положением. Ощущая себя среди этих душ, я невольно смотрел на сидящего справа Лечу. Самый безобидный чеченец на свете был ошеломлен. Был ошеломлен весь зал. Наверно, лишь сидящие рядом со мной могли видеть в каком я состоянии. Своего лица я видеть не мог.

Следующие части «Божественной комедии» получились такими же удачными. Цвета, свет, звуки, мимика и пластика актеров образовали гармонию. Когда представление закончилось, наши лица покинуло «страдание», а лица американцев «счастье». Все лица выглядели одинаково. Все мы были ИЗУМЛЕНЫ! Спектакль провел нас через круги «Ада» к «Чистилищу» и наверх в «Рай».

По пути обратно мы комментировали пьесу, как театроведы. Наш друг сжегла наше недовольство и скованность в «геенне огненной». Она понимала, что подарила нам вечер, достойный вписаться в память и потому сияла. Наши лица тоже сверкали словно фонари улицы Коннектикут.

***

Я дошел до театра «Ибрус» на улице Гасана Сейидбейли, 18. Два сотрудника театра курили на выходе. Пожилой сотрудник смерил меня удивленным взглядом и сказал, что фильм не покажут: «Кроме вас никто не пришел».

Такие дела, дорогой читатель! На фильм первого получившего «Оскар» азербайджанца Рустама Ибрагимбекова, фильм, повествующий о древних тюрках, в тюркском городе с тремя миллионами жителей нашелся лишь один  зритель…

Я завершил таким образом пустой день и зашагал обратно во мрак улицы…

3 декабря, 2009

zerkalo.az

Чистилище

cistilishe
Чистилище

(Фантасмагорический рассказ)

                                                  «Если ночью внезапно солнце взойдет…»   (Р.Ровшан)

 Когда он поудобнее устроился на Стене был уже полдень. Всё вокруг было видно, как на ладони. В бескрайнем зеленом Саду росли деревья и цветы, резвились животные со всех уголков земли. Его взгляд моментально засек арктического медведя вдалеке, бегущую по центру антилопу из саванны и одинокий баобаб, индийского слона в раскинувшихся справа «джунглях» и амазонского попугая, тараторящего слева. Фонтаны были полноводны, как артезианские источники.

Гигантский, красочный Дворец на другом конце Сада напоминал Таджмахал, был даже еще больше. К Дворцу вели три дороги, начинавшиеся с трех разных сторон. Каждая дорога была усеяна многочисленными Дверьми. По сути, их даже нельзя было назвать дверьми, так как от них виднелись лишь рамы. Эти рамы напоминали детекторы безопасности в аэропортах, официальных зданиях. Но здесь никого не проверяли.

Одна из дорог начиналась с того места Стены, где стоял он – с будки похожей на пограничный контрольно-пропускной пункт. Двери на этой дороге, как и на двух других, постепенно уменьшались. Первая Дверь возле Стены была в средний человеческий рост, но для того, чтобы пройти через остальные, нужно было согнуться. А последняя Дверь у самого Дворца была очень маленькой, еле-еле просматривалась издали.

Входа и выхода из Сада не имелось, чтобы пройти внутрь необходимо было влезть на Стену. Здесь были ступеньки для спуска в Сад, но Снаружи не было даже лестницы. Высокая и широкая, как Великая Китайская Стена, Стена напоминала древние крепости. Служители Сада бросали верёвочную лестницу приглашенным, чтобы те могли вскарабкаться наверх.

Снаружи Стены всегда толпились люди. И сейчас мужчины в галстуках, женщины в официальных нарядах жадно ждали момента, чтобы вскарабкаться наверх. Однако были приглашены лишь единицы, оставшиеся же покорно ждали у Стены долгие годы, надеясь, что однажды им улыбнется судьба. Они были лишь наслышаны о той стороне Стены. Их представления о Саде были крайне бедны. А о Дворце они, можно сказать, ничего не знали. Знали только то, что счастье по ту сторону Стены. Что все прелести мира собраны по ту сторону Стены, а Снаружи ничего не осталось.

Миловидные служители встречали с улыбкой на Стене взобравшихся по веревочной лестнице и приглашали их в особо отведенный для этого зал ожидания. Гости здесь по очереди ждали пропуска в Сад. Oxumağa davam et